Прощение не вписывается в единый порядок вещей, и делает его настоящим
событием. И настоящим чудом, не подвластным юридическим законам.
Ева Кор, бывшая узница Освенцима, подала руку представшему перед судом
бывшему «работнику» этого концлагеря. Простить непростительное —
возможно ли это? Это просто непостижимо, но таково оно, великодушие.
Оскар
Грёнинг (Oskar Gröning), представший перед судом за соучастие в
убийстве 300 тысяч человек в Освенциме, попросил прощения. Можно ли
простить такое чудовищное преступление? Имеет ли кто-либо право прощать
такое? Кто может простить такое?
Суд, судьи — они не могут. Суд
не наделен полномочиями прощать. Судьи должны установить виновность или
невиновность обвиняемого и в случае виновности назначить меру наказания —
«от имени народа», как написано над приговором.
Но вот простить
«от имени народа» — это, в принципе невозможно, тем более, когда речь
идет о преступлениях против человечества, например, о Холокосте, когда
десятки тысяч преступников сами являются представителями народа.
Прощение — это не государственный, а интимный акт — коммуникация между
преступником и жертвой.
Разве можно простить непростительное?
Любое
наказание — это в чем-то расплата, в чем-то отмщение и в чем-то
устрашение. Расплата — это противоположность прощения. Простить может
лишь тот, кого обидели, оскорбили, замучили. Но теперь бывшая узница
Освенцима, выступавшая на этом процессе на стороне обвинения, простила
обвиняемого: Ева Мозес Кор (Eva Mozes Kor). Она подошла к обвиняемому и
протянула ему руку. Еще за некоторое время до начала процесса она
сказала: «Я страдала большую часть своей жизни. Сначала от нацистов, а
потом от ненависти к нацистам».
Когда она встретилась с бывшим
эсэсовским врачом, раскаявшимся в совершенных им зверствах, это
сподвигло ее на то, чтобы простить его. «Я просто простила всех
нацистов, — говорит она, — а они даже не могли защититься от этого». Это
не горькая насмешка и не какая-то ее «фишка»: это великодушие.
Другие
бывшие узники концлагерей — другие жертвы — резко раскритиковали этот
жест. Разве это не противоречит сущности и охвату нацистских зверств?
Разве можно простить непростительное? Однако госпожа Кор не делала
заявлений от имени всех жертв, от имени других узников и соистцов в
рамках этого процесса. Это лишь ее собственное решение — простить
нацистов за то, что они причинили лично ей. И это — нечто совершенно
невообразимое, если учесть, через какие ужасы ей пришлось когда-то
пройти.
И кто может упрекнуть ее в том, что она выбрала для
этого жеста «большую сцену» — зал суда и телеэкран? Умение простить —
это великий дар, который невозможно оценить объективно. Каким образом
простить — это дело прощающего. Об этом нельзя судить, с правовой точки
зрения, потому что права на прощение не существует.
Может ли
женщина, простившая преступника, и далее выступать соистицей в этом
процессе? Вполне. Она может прощать и выступать со свидетельскими
показаниями. В ходе процесса речь идет об установлении факта вины
обвиняемого. То, что прощение не вписывается в один ряд с имеющим
законную силу установлением фактов и с подлежащей уголовному наказанию
виной обвиняемого, является частью суверенной особенностью прощения.
Вообще-то,
прощение — и это заметно в данном случае — не вписывается в единый
порядок вещей, и делает его настоящим событием. И настоящим чудом, не
подвластным юридическим законам.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
